Русская усадьба как социокультурный феномен пережила на своём веку немало метаморфоз. На заре своего существования только она давала возможность прокормиться «людям государевым», которым поместья жаловались за службу. Со временем экономическая «составляющая» усадьбы всё более отходила на второй план, и «дворянские гнёзда» -в особенности после известного указа о вольности дворянства - стали служить местом приятного и безбедного времяпрепровождения, главным образом летом.

«Безбедность» отошла в прошлое с началом XX века — усадьбы запылали по всей стране. Те, что уцелели в революционных и военных пожарах, в большинстве своём умерли «естественной смертью», просто исчезнув с лица земли — это относится главным образом к мелким и средним усадьбам. А роскошные дворцы былой знати вроде Архангельского или Остафьева отошли, за редчайшим исключением, к представителям новой властной номенклатуры. А постсоветская эпоха — вместе с первыми и пока ещй очень редкими опытами по реституции — всё больше превращает дворянские обители в популярные туристические объекты. Совсем недавно появился даже посвящённый новый брендовый маршрут.

«Отзвук виллы Палладио»

Но вот что любопытно. Слово «усадьба» в большей мере ассоциируется у нас с объектами, находящимися в окрестностях Москвы и гораздо южнее; неспроста неформальной «столицей» нового маршрута стала Тула. Вполне понятно: и климат потеплее, и землица по мере приближения к черноземью всё плодороднее.

Русский Север «брал» другим: могучими реками, древними крепостями, обителями святых подвижников в краю, издревле именовавшемся Северной Фиваидой... Но усадьбы? Эти суглинистые земли русские цари обычно жаловали не самым знатным из своих подданных, и жаловали обычно не скупясь — кому была охота возиться ради скудного урожая?

Но даже в этих, не слишком ярких по сравнению с южными краях некоторые из тех, кого даже не очень удобно называть помещиками (напомним, что на большей части земель Русского Севера не было крепостного права) создавали великолепные усадебные ансамбли.

Вот что писал признанный классик русского дореволюционного усадьбоведения Георгий Лукомский об одном из дворянских гнёзд, расположившемся неподалёку от Вологды: «На далеком северо-востоке – отзвук виллы Палладио, но переработанный, со своеобразным пониманием красоты деталей. Удивительная правильность деталей, и чистота, и изящество лепки не могли быть получены при участии заурядного мастера. Прелестное Покровское – одна из лучших усадеб России».

Вот так — не больше и не меньше! И ведь не поспоришь. Вдобавок принадлежавшее с начала XVII века старинному роду Брянчаниновых имение точно хранила от всяческих смут и разрух сама судьба. Есть, по счастью, такие «зачарованные острова» дворянской культуры в нынешней России...

Розовая сказка святителя Игнатия

Брянчаниновы считают своим прямым предком полулегендарного Михаила Бренка. Того самого, что якобы перед битвой на Куликовом поле надел на себя доспехи Дмитрия Донского. Михаил, согласно семейному преданию, тоже был не из простых: его предком был опять-таки якобы приехавший из немецких земель на службу к Александру Невскому правнук Отгона, курфюрста Люнебургского, Вильгельм Люнебургский, во крещении Леонтий...

А первым из носивших фамилию Брянчаниновых был Игнат, внук Михаила Бренка. С тех пор родословное древо Брянчаниновых изрядно разрослось. Александр Семёнович Брянчанинов-старший (1784 - 1875), создатель Покровского, относился к младшей ветви рода.

Брянчанинов начал обустройство своего имения в 1810-м —и начал его что характерно, с возведения не усадебного дома, а церкви. О результате лучше всего написала одна из его внучек: «Покровское было волшебной сказкой, воплощённой мечтой. В лакейской Покровского дома, как и в комнатах, стоял запах цветов, принесенных из оранжереи... высокие кусты роз в простенках между окон, синяя гостиная с штофной мебелью, круглая зала, обширная и светлая, где собирались внуки и дети большого барина для чинных обедов...над балконом, на каменной стене дома лепные украшения в виде рыцарских доспехов, внутри – широкая витая лестница наверх и антресоли вверху с таинственными чердаками».

Интересно, что даже суровый и смолоду чуждый мирским соблазнам будущий святитель Игнатий (в миру — Дмитрий Александрович Брянчанинов, старший из выживших девяти детей семьи), великий теолог и философ, причисленный к лику святых в 1988 г., писал о Покровском, как о «розовой сказке». Спустя много лет, уже накануне XXI века, реставраторы при расчистке стен установили, что в те времена стены дома были покрыты густым слоем розовой краски.

Молодой Дмитрий, несмотря на выдающиеся способности — в том числе и литературные, смолоду мечтал стать монахом и, несмотря на явное противодействие самого императора, двадцати трёх лет от роду всё-таки добился своего. Но крепким здоровьем он не отличался никогда, и умер, едва миновав шестидесятилетний рубеж.

Брянчанинов-отец, один из самых образованных людей Вологодской губернии, был добр к крестьянским детям, для которых открыл одну из первых в округе школ, зато беспредельно суров и строг со своими. Так строг, что даже няньки украдкой совали вечно голодным барчатам краюху хлеба. Воспитание дало результат: большинство детей пошло по духовной стезе, и прирост родового древа обеспечили, увы, весьма скудный. На склоне лет Брянчанинов-старший, переживший почти всех своих детей, печально подытожил: «Старших (детей) я держал строго – и проиграл, младших баловал - и ничего не выиграл».

«Всходы Октября» в дворянском гнезде

О том, кто возводил главный дом в Покровском, искусствоведы спорят до сих пор. Понятно, что Брянчанинов-старший, имея большие связи в столицах, мог позволить себе заказать его проект первоклассному архитектору и создать из Покровского, как говаривали современники, маленький Версаль. Только последние архивные изыскания назвали имя зодчего, поставившего в вологодской глуши двухэтажный дом в стиле раннего московского классицизма — Александр Сапожников. Вот только практически ничего, кроме имени и фамилии, мы о нём не знаем. И нет никаких данных о том, был ли он и вправду,как утверждают многие исследователи, учеником великого Матвея Казакова...

...У Александра Семёновича Брянчанинова-младшего, внука и полного тёзки строителя дома, детей не было, и поэтому усадьбу унаследовал его племянник — Владимир Николаевич. Именно к нему — вместо того, чтобы в полном соответствии с пресловутым «революционным правосознанием» пустить барину «красного петуха» - в начале 1918-го пришли местные крестьяне. Мол, спасайся, барин — завтра придут большевики, а мы ничем помочь не можем, разве что вещи уложить да до вокзала довезти...

Брянчаниновы отправились в эмиграцию. А в усадебном доме обосновался детский туберкулёзный санаторий под претенциозным названием «Всходы Октября». «Всходы», понятно, дали обильный результат: из былой обстановки дома чудом сохранилась лишь одна из упомянутых выше деревянных винтовых лестниц, а храм и вовсе обратился в груду развалин... Но усадьбе всё-таки повезло. Не только тем, что сохранились — хотя и в разной степени сохранности - и главный дом, и церковь, и просторный парк. Но и тем, что последним главным врачом санатория был умерший в 1995-м Александр Тарасов, с исключительным вниманием относившийся ко всему, что было связано с прошлым Покровского.

Именно Тарасов привёл в усадьбу настоящих мастеров реставрации, а не расплодившихся сегодня мастеров «солнечных новоделов». Именно Тарасов отыскал внучку последнего хозяина Покровского — Татьяну Ватсон, проживающую аж в Австралии, но неизменно приезжающей в родовое гнездо в последние годы.

Итак, звёзды, как водится, сошлись. Выдающийся памятник архитектуры. Первоклассные реставраторы. И потомки — хранители духа усадьбы, в которой уже седьмой год работает культурно-просветительский и духовный центр. Только в круглой зале, как и прежде, обширной и светлой, где прежде собирались «внуки и дети большого барина», теперь собираются туристы на многочисленные интерактивные программы.

Домовые, genius loci и другие

В одной из них, предложенной участникам недавнего пресс-тура, организованного Департаментом культуры и туризма Вологодской области, принял участие и заместитель губернатора Олег Васильев с семейством. После того, как смолкли звуки недавно привезённого в Покровское из Царского Села уникального фортепиано выпуска конца позапрошлого века, состоялся обстоятельный разговор о судьбах и перспективах вологодского туризма вообще и о вологодских усадьбах в частности.

«Туризм занимает четвёртое — после металлургии, лесной и химической промышленности — место среди стратегических отраслей экономики области. Вологда — это почти 3 миллиона туристов за минувший год, Вологда — это прежде всего известные далеко за её пределами Кириллов, Великий Устюг, Белозерск — всего 13 исторических поселений, - рассказал г-н Васильев. - И понятно, что именно Вологда стала неформальной столицей нового российского брендового маршрута - «Северное ожерелье». Но, тем не менее, Вологодская область вступила и в маршрут, посвящённый русским усадьбам — их, в той или иной степени сохранившихся, в нашем регионе около ста».

Ибо Вологодчине и по части «дворянских гнёзд» есть чем гордиться. Самая известная из вологодских усадеб на сегодня — безусловно, Даниловское, находящаяся на крайнем западе области, неподалёку от Устюжны. Чудом уцелевший деревянный (!) помещичий дом конца XVIII века с мезонином. Английский парк, помнящий не одно поколение Батюшковых и дружившего с ними Александра Ивановича Куприна, создавшего в Даниловском многие из своих шедевров. Одно худо — Устюжне, городу гоголевского «Ревизора», как перспективному туристическому центру мешает неизменная косность местного начальства, по-прежнему не воспринимающего туристическую отрасль всерьёз...

Уже в постсоветские годы в Череповце был открыт мемориальный комплекс, посвящённый братьям Верещагиным. В последние годы для туристов — там же — открылись усадьба Гальских и воссозданный буквально из руин дом многолетнего череповецкого городского головы Ивана Андреевича Милютина.

«Усадебный туризм, являющийся частью туризма культурно-исторического — продукт, безусловно, совершенно особый, - считает г-н Васильев. - И главное его отличие в том, что в нём не надо гнаться за «валом», за потоком — лучше меньше, да лучше. Тем более, старые усадебные дома на массовые туристические потоки просто не рассчитаны».

Особую роль в «усадебном» туризме играет всё тот же человеческий фактор. У дома, в усадебного в первую голову — непременно должен быть хозяин. Неважно, кем он является по юридическому статусу — реальным владельцем, арендатором, директором или, допустим, хранителем находящейся в государственном музее коллекции. (Или даже просто потомком бывших хозяев — именно такова Татьяна Ватсон для Покровского, без неё усадьбу сегодня представить трудно).

Главное — быть неравнодушным, небезразличным к мельчайшей частице того, что хранят старые стены. Быть именно тем, что древние называли genius loci — гением места. И не так важно, насколько велико это «место» в чисто метрическом исчислении. Именно к таким «гениям» , к таким, если угодно, «домовым» относится Татьяна Касьяненко, хранитель и, не побоюсь сказать, в высоком смысле добрый дух старинной вологодской городской усадьбы Пантелеевых, в которой уже больше четверти века размещается Музей забытых вещей.

Можно посетовать разве что на название — многие ожидают увидеть собрание всевозможных вещиц, забытых рассеянными гражданами в транспорте и прочих местах. По сути же — это один из первых в России и очень популярных сегодня во многих весях музеев старого городского быта.Но, возможно, это и к лучшему — название отпугивает многих случайных посетителей.

В верхний этаж этого старого особняка переехала когда-то экспозиция, посвящённая Константину Батюшкову. Никаких подлинных, по-музейному говоря, меморий, в ней не найти. И только лишь стараниями Татьяны Владимировны создаётся ощущение присутствия в этих стенах Поэта, о страшной участи которого Пушкин написал известные стихи «Не дай мне Бог сойти с ума...»

Настоящих редкостей, по которым «сохнет» не один российский музей, в этом доме тоже хватает. Например, сохранившийся едва ли не в единственном экземпляре в нашей стране подлинный аквариум начала прошлого века... Но кто бы заметил его, если бы не было Хозяйки?