Часть вторая

Дед Мороз — хотим мы того или нет — уже давно сделался даже не главным туристическим брендом, а просто символом Великого Устюга. Прямо хоть Водолея с городского герба в красный халат наряжай! Но в городе у слияния Сухоны и Юга в достатке и иных чудес — без них Дед Мороз в его нынешнем качестве вряд ли родился бы

Не по коже, а по жести

...Есть в Великоустюгском историко-архитектурном и художественном музее среди прочих уникальных экспонатов и ларец с обитой жестью крышкой. А на крышке той — узор морозный, да такой, о каких в столицах, например, и думать забыли. За отсутствием в холодный сезон этих самых морозов. Кто из москвичей помнит такой морозный узор на стёклах троллейбусов и автобусов? Разве что запомнившие лютую зиму 1978-79 годов, когда казалось, что прилетевший, возможно, именно с берегов дальней Сухоны Дедушка Мороз обрушился на первопрестольную всей силой своего дыхания и всею, образно говоря, шириной своей бородищи...

А в Великом Устюге оконный тот узор – называется такое украшение «мороз» по жести – от внешней температуры никак не зависит. Но образцов таких узоров сохранилось очень мало. И туристу непременно расскажут о том, что в какой-то момент хранителем его секрета оказался один-единственный мастер — Пантелеймон Сосновский. Было ему без нескольких лет сто. И вот будто бы осерчал он однажды на что-то и решил тот секрет с собой в могилу унести. Сказано – сделано...

Но это, как водится, одна из легенд, без которой не бывает ни одного народного промысла. Более же склонные к прозе люди растолкуют, что никаких особых тайн в «морозе» по жести нет – любой технарь скажет, что кристаллическую структуру олова можно выявить и при лужении, и при резком охлаждении, и при травлении жести раствором соляной кислоты... Возможно, рождение волшебного узора когда-то попросту влетало в немалую копеечку. И промысел исчез, оставшись одним из тех чудес, которые можно увидеть только в Великом Устюге. И нигде более...

Как очернить серебро?

Зато остался другой – знаменитая северная чернь, красками и орнаментами своими также напоминающая о морозной стуже. Чернь, попросту говоря, это сплав серебра с медью, свинцом и серой, которыми украшают серебряные же изделия – столовые приборы, посуду, подстаканники, портсигары и др. На их поверхности гравируются небольшие углубления, а в получившийся узор и «вливают» сплав – именно его точный состав является главным секретом промысла, известным и сегодня очень ограниченному кругу посвящённых лиц.

Искусство это известно на Руси аж с Х века, но «золотой» век русского чернёного серебра наступил в XVII–XVIII столетиях именно в Великом Устюге, когда им занимались десятки семейств. Однако со временем изделия частных мастерских перестали выдерживать конкуренцию. К началу ХХ века промысел практически исчез, и едва ли не единственным хранителем «печати» (т. е. секрета черневого состава) долгое время оставался старый мастер Михаил Кошков (ок.1816-1896). Он-то и передал его своему внуку Михаилу Чиркову (1866 - 1938), под руководством которого в 1929 году было организовано предприятие «Экспортная мастерская», через четыре года превратившееся в кустарно-промысловую артель, а со временем – и в существующую поныне фабрику «Северная чернь».

В 1936-м «Северную чернь» возглавил художник Евстафий Шильниковский (1890-1980), а уже на следующий её изделия были сенсационно удостоены Золотой медали на Всемирной выставке в Париже, художник же за свои рисунки получил медаль Серебряную. С тех пор фабрика, точнее её продукция, стала одной из главных достопримечательностей, главных символов Великого Устюга.

На дворе уже вовсю XXI век, однако ж «Северная чернь» – как и сто, и двести лет назад – это в основном ручной труд. Виртуозный труд, требующий стопроцентного зрения. Три года прошло с тех пор, как «Северная чернь» открылась для туристов. Сегодня любой желающий всего за 150 рублей может посмотреть, как из серебряных пластин вытягивается форма, как – в несколько этапов – вырезается рисунок, варится и наносится чернь, изделие оплавляется, снимаются излишки черни и производится окончательная полировка. В музее фабрики можно увидеть и поистине уникальные изделия – такие, как серебряные матрёшки высотой около 40 – 60 см. Каждая создавалась в течение почти года, но на фабрике осталась, к сожалению, только одна...

«Маленький, седой, с чудным стеклом в руках...»

...Прожившему аредов век (не аредовы веки?) Евстафию Шильниковскому, не только воспитывавшему мастеров черни, но и на протяжении всей жизни запечатлевавшему навсегда исчезнувший Великий Устюг, в прошлом году был на берегу Сухоны открыт памятник. Как говорится, по заслугам и честь. Но рядом с ним встать бы памятнику (и хочется надеяться, что рано или поздно это произойдёт) другому человеку, другому художнику, чьи труды и дни также во многом определили сегодняшний облик Великого Устюга.

Звали его Николай Георгиевич Бекряшёв – был он поколением старше Шильниковского. До эпохи революционных смут в его биографии не было ничего примечательного – учился на «богомаза» на Соловках, потом в питерской Академии художеств и преподавал в северной столице до тех пор, пока в 1915 году не вернулся в Великий Устюг учил гимназистов, потом – уже в первые послереволюционные годы создавал в качестве директора Музей северодвинской культуры.

Однако же в начале 1930-х стёжки-дорожки Бекряшёва и властей резко разошлись. Разошлись тогда, когда с главного «проспекта» города – реки Сухоны – в раже борьбы с «проклятым прошлым» один за другим начали исчезать дивные великоустюжские храмы. Те самые, которые потом – уже по памяти! — и писал Шильниковский.

Когда Бекряшёв узнавал, что тот или иной из памятников приговорён к уничтожению, он единственно собственной волею немедленно – и без всяких (о, ужас!) санкций и «указивок» сверху – объявлял их музеями. Иногда даже столь смелые шаги не спасали: о великолепном «кусте» уничтоженных храмов и сегодня напоминает превеликая пустота между историко-художественным музеем и церковью Николы Гостунского... Но чаще советским вандалам всё-таки приходилось пыл богоборческий умерять. Чего злопамятная власть старому художнику, понятно, простить так и не смогла. В феврале 1938 года 64-летний Бекряшёв был арестован и сгинул в плесецком лагере...

«Бекряшёв в маленьком сухонском городе совершил подвиг, создав замечательный музей, - писал один из современников. - Старик бился за охрану памятников города и, пожалуй, этим он, непонятный, - и снискал себе злобу невежд. Маленький, седой, с чудным стеклом в руках, Бекряшёв исходил весь город, все его тайники, чердаки, подвалы, закоулки, холодные залы церквей. Он искал сокровища и находил их. Бекряшёву мы обязаны тем, что сейчас мы можем видеть и осязать прекрасные творения старых мастеров...».

И, наверное, одно из главных устюжских чудес – самую древнюю в городе Вознесенскую церковь, построенную в 1648 году «иждивением» богатейшего купца Никифора Ревякина. По счастью, она сегодня остаётся частью музея-заповедника и её внутри можно осмотреть дотошно, вплоть до мельчайшей детали.

Лично мне она чем-то напоминает... храм Василия Блаженного. Вероятно, тем, что в ней — как и в шедевре на Красной площади – внутри имеешь дело не с огромным, уходящим куда-то в горние высоты пространством, а сразу с несколькими небольшими (иной раз просто крохотными) храмами, где так легко можно остаться наедине и с Богом, и с самим собой. А напоследок полюбоваться на образцы местной деревянной скульптуры – устюжские резчики были ничуть не менее талантливы, чем их коллеги в далёкой стране Биармии...

Так что не зря старался Бекряшёв, являя собой великолепный тип личности, которые многим «благонамеренным» обывателям кажутся, очень мягко говоря, чудаками, но которые вполне заслуживают имени поистине градообразующих...

Немец из пришлых глазами Рериха

А по части всевозможных чудаков в Великом Устюге и впрямь всегда было всё в полном порядке...

Есть у великого мага и чудодея Николая Константиновича Рериха такая картина – «Прокопий праведный за неведомых плавающих молится». Праведный Прокопий – это знаменитый Прокопий Устюжский, небесный покровитель города на Сухоне. Прокопий, кажется, – это единственный случай в русской агиографии – был родом немец, выходец откуда-то из ганзейских краёв. Видимо, через Великий Новгород и пришёл он во второй половине XIII века на Сухону, где и поразил местных жителей поведением, которое в наши дни принято называть отклоняющимся.

Судите сами. Часто сиживал на берегу Сухоны, благословляя проплывавшие мимо корабли – да что ему в них? Ходил, едва прикрытый одеждой , – это на Севере-то! Носил с собой три непонятные кочерги – показывал, как черти будут жарить грешников в аду, что ли? А главное – донимал обывателей какими-то апокалиптическими пророчествами. Вроде того, что угрожает Устюгу огненная, «беременная» камнями страшная туча. Но факт есть факт: 8 июля 1290 г. над городом и вправду сошлись свинцовые тучи, разразилась буря и в стороне от города из тучи выпали на землю камни (очевидно, метеориты). И самое любопытное, что место выпадения этих камней известно – это урочище Котовалово в 20 верстах от города, и любопытный турист вполне может на них посмотреть.

...А о пророчестве праведного Прокопия устюжане вспомнили очень скоро. Более того – воспоминание очень скоро превратилось в уверенность, что именно он отвратил небесную напасть от города. В конце XV века на месте его захоронения построили храм, в 1547-м Прокопий был канонизирован – это первый русский святой, прославленный в лике юродивых. И на камне (он лежит у входа в городской собор), сидя на котором Прокопий благословлял проплывающих мимо, сегодня может загадать самое заветное желание любой гость Великого Устюга.

...А Рерих, судя по написанным в 1914 году картинам, посвящённым Прокопию (вторая посвящена именно сюжету с «огненными камнями») на берегах Сухоны так и не побывал. Пейзажи на этих картинах, увы, не имеют ничего общего с устюжскими...

Ёлка как памятник эпохи

«Будьте как дети, ибо их есть царство небесное», – вместе с евангелистом мог бы сказать и нам, людям начала третьего тысячелетия, преподобный Прокопий. В сегодняшнем Великом Устюге есть немало мест, где даже самый бездушный заматеревший из великовозрастных может , порой сам того не желая, почувствовать себя дитём, спешащим на ёлку. Про резиденцию Деда Мороза мы уже вспоминали.

Но есть и Детский музейный центр, совсем недавно открытый в особняке богатого устюжского купца Аленёва. «Все дети – гении. Вопрос лишь в том, чтобы сохранять это детство в себе как можно дольше», – говорил Пабло Пикассо. Именно этим «сохранением детства» заняты и в Центре, и здании бывшей церкви Жен-мироносиц, где уже без малого двадцать лет работает лучший в России – возьму на себя смелость это утверждать! – музей ёлочной игрушки. Между прочим, русской ёлочной игрушке в 2017 году исполнилось 130 лет.

Но в аналогичном музее, например, в Клину – к сожалению, сегодня чистейший конвейер, известный всякому туристу: давай-давай скорее, время вышло, не задерживайте, следующие группы ждут... А Великом Устюге, в Музее новогодней и рождественской игрушки – то, что называется «штучной» работой с каждым экспонатом и каждым посетителем. И эффект присутствия в сказке умножается в нём чувством реальной сопричастности к истории – каждая из многочисленных ёлок, стоящих в музее, относится к разным десятилетиям нашей истории.

Стоя возле каждой из них и ребёнок, и взрослый легко поймут, что ёлочная игрушка ничуть не хуже толстенных учёных фолиантов и пропылившихся архивных документов может рассказать о том, что творилось со страной и с каждым из её жителей и в 1900-х, и в 1990х, и в 2000-х. Что видим вокруг – то и воспроизводим. И в ёлочной игрушке, и на новогодней открытке. Эта последняя – и с Дедушкой Морозом, и без него – сама по себе заслуживает отдельной экспозиции... Жаль только, что прелестный этот музей, давно нуждающийся в более просторном помещении, лежит чуть в стороне от «натоптанных» туристических тропинок.

Жаль и потому, что любой гость Великого Устюга турист, выходя из Музея новогодней и рождественской игрушки, запросто убедится в том, что в город на Сухоне, за двадцать лет немало продвинувшемся на туристической стезе, далеко не везде выглядит так, как подобает выглядеть одному из главных центров отечественного туризма.

В полусотне метров от храма Жён Мироносиц находится другой — Сретенско-Мироносицкий, построенный в 1714-22 гг — в нём в советские времена размещался дом культуры «Речник». Более пятнадцати лет назад заброшенное здание сгорело — и обугленные стены, над которыми возвышалось когда-то великолепное барочное пятиглавие, «украшают» Великий Устюг и по сей день. И лишь зимой Дед Мороз слегка «облагораживает» руины, припорашивая и укрывая их белой пеленой...

Зона или среда?

...Злые языки утверждают, что именно ради маскировки традиционных и известных каждому изъянов российской глубинки и был придуман великоустюгский Дед Мороз. Пусть — разницу между Великими Устюгами образца 1998 и 2018 года видит каждый.

Другое дело, что и сделанного как минимум недостаточно. И областная, и городская администрации отлично разумеют, что и ресурс дедморозовских палат давно исчерпан, и гостиничная сеть нуждается и в расширении, и в улучшении — в некоторых объектах размещения (как, скажем, старейшая в городе гостиница «Сухона») по-прежнему разит ароматами ненавячивого совкового сервиса... А построенный в конце 70-х городской железнодорожный вокзальчик (такой был бы уместен где-нибудь в более тёплых краях), равно как и связанная с ним вся транспортная инфраструктура тоже в немалой степени отпугивают потенциальных туристов. Напомню об одном - ежедневных поездов даже из столиц в столицу Деда Мороза нет до сих пор...

Но дело не только в этом. Двадцать лет успешного — кто спорит? - развития проекта обязывают и к более стратегическим, более далеко идущим планам. Сегодня туриста в Великом Устюге стараются водить по строго прочерченным маршрутам, включающим Вотчину, музеи, набережную и т. д. Город же вполне не туризма зоны, а туризма среды, когда гость может, ничего не стесняясь и не боясь нарваться на какие-нибудь не слишком живописные руины, бродить по всей территории города.

Может быть, и тут Дедушка Мороз выручит?